ПРОГНОЗ ОТРАСЛИ: НЕФТЕГАЗ

Перед Вами очередной выпуск тематического приложения к Бюллетеню Экспертно-аналитического центра Союза Нефтегазопромышленников России.

Как и прежде данный прогноз – это частное видение ситуации экспертом и это видение может не совпадать с другими мнениями. Авторские дополнения экспертов в области ТЭК и химии помогут получить представление о реальном положении в отраслях, о текущих тенденциях и возможностях развития.

Персона выпуска: Золотухин Анатолий Борисович

Советник ректората по международной работе, научный руководитель Института арктических нефтегазовых технологий, профессор кафедры разработки и эксплуатации нефтяных месторождений РГУ нефти и газа (НИУ) имени И.М. Губкина.
Старший вице-президент Мирового Нефтяного Совета (2008-н/в), член Русского географического общества, член Парижского Энергетического Клуба, член академического совета Европейского Энергетического Форума, EUREF-institute (Берлин, ФРГ), член экспертного совета Европейского Геополитического Форума, член экспертного совета по классификации ресурсов Европейской экономической комиссии ООН (ЕЭКООН).
Заслуженный профессор Университета г. Ставангер (Норвегия). Почетный доктор Мурманского государственного технического университета. Почетный доктор, зав. кафедрой Высшей Школы энергетики, нефти и газа Северного Арктического Федерального университета (Архангельск, Россия). SPE Distinguished Lecturer 2013-2014.
Дважды лауреат премии им. И. М. Губкина (2002). Награжден медалью им. Вернадского за достижения в области науки и техники (2006).
Диплом Diploma di Merito и золотая медаль Европалаты (Eurochambers) за заслуги в развитии науки и образования.
Автор более 190 научных работ.

Стоит ли в прогнозируемый период ожидать изменений в ресурсах и запасах углеводородов? Будут ли новые месторождения?

Вот сколько откроете статистических сайтов – столько и будет значений ресурсной базы по углеводородам. Численные значения могут быть разными, и это естественно, поскольку речь идёт о вещах, находящихся в недрах земли и точно их знать просто невозможно. В целом ресурсная база постоянно пополняется за счет новых открытий, за счет включения в нее нетрадиционных ресурсов и трудноизвлекаемых запасов. Меняются (точнее сказать, добавляются новые) представления о происхождении нефти, возобновлении запасов и/или регенерации углеводородов. Этот процесс происходит постоянно, но интенсивность его различна в различных регионах и может варьироваться от малозаметных до очень существенных. Важно отметить, что регенерация углеводородов происходит постоянно.

Несколько слов о добыче нефти. Как правило, добываемые объемы нефти замещаются пластовой водой. Постепенно количество попутно добываемой с нефтью воды увеличивается до тех пор, пока добыча из такого месторождения не становится абсолютно нерентабельной. Нередки случаи, когда на последней стадии разработки из месторождения добывается 98% воды и только 2% нефти. Обычно разработка таких месторождений не возобновляется (т.е. по достижении таких показателей обводнённости скважины ликвидируются, и компания-оператор уходит с месторождения), однако зарегистрировано множество случаев, когда добыча на ранее обводнённых и заброшенных месторождениях, в силу различных причин, возобновляется, и скважины опять начинают давать чистую нефть. Такими были месторождения Грозного после второй мировой войны и после чеченских войн. Подобные месторождения есть в разных странах. В чём здесь секрет? На этот счет существуют разные теории.

Есть такое понятие, как коэффициент нефтеотдачи. Средневзвешенная по миру нефтеотдача составляет около 35%. В Эквадоре есть месторождение с коэффициентом нефтеотдачи около 700 %. Как это возможно, спросите вы? Одно из объяснений таково: там происходит интенсивная регенерация углеводородов и их миграция в истощенные пласты (регенерация залежей). Откуда этот приток углеводородов? Это могут быть нефтематеринские породы – породы, богатые углеводородным материалом органического происхождения. Органический материал – это останки представителей наземной, морской и речной флоры и фауны, погружающиеся в процессе осадконакопления все глубже и глубже. Они подвергаются воздействию возрастающей температуры и давления и за многие миллионы лет превращаются в кероген, служащий исходным материалом для дальнейших превращений в торф, уголь, нефть или газ. Наличие достаточно зрелых материнских пород в регионе может быть одним из объяснений миграции углеводородов и регенерации залежей.

Есть и другая теория. Российскими и американскими учёными доказано, что оксид железа, карбонатные породы и вода при высокой температуре вступают в реакцию с формированием углеводородов парафинового ряда, типичными представителями которых являются метан, этан, пропан, бутан и более тяжёлые. А это означает, что нефть и газ могут оказаться возобновляемым источником энергии, поскольку объёмы, генерируемые в мантии земли, могут многократно превышать потребности человечества в энергии. Есть и другие теории глубинной генерации углеводородов, согласно которым генерация происходит гораздо быстрее, нежели это может быть объяснено с позиций органической теории происхождения нефти. Если эта и другие теории подтвердятся, то, вполне вероятно, могут измениться наши представления о нефти и газе в целом и о рациональной системе разработки нефтегазовых месторождений, в частности.

Но сейчас акцент больше делается на поиск месторождений, которые могут длительно разрабатываться

Пожалуй, самым большим ресурсом углеводородов являются газогидратные залежи. При определённых термобарических условиях (низкие температуры и высокое давление) молекулы метана захватываются молекулами воды, образуя структуру, называемую кристаллическим клатратом. Она довольно стабильна при невысоких температурах и умеренном давлении. При изменении термобарических условий (например, при повышении температуры) газогидраты распадаются с выделением большого количества углеводородного газа (в основном, метана). Таким образом, газогидраты могут рассматриваться как еще один и, пожалуй, самый большой, ресурс углеводородов, на порядок превышающий совокупные ресурсы всех остальных известных на сегодняшний день форм существования углеводородов. Задача учёных – разработать технологию добычи газа из газогидратных залежей, отвечающую современным требованиям об экологической и промышленной безопасности, что представляет собой проблему, далекую от своего решения.

Насколько нераспределённый фонд может идти в дело?

Те месторождения, которые открыты и разработка которых представляет интерес с точки зрения бизнеса – находятся в распределённом фонде. Это вовсе не означает, что эти месторождения сразу вступают в разработку. Некоторые российские компании имеют большое число таких активов, которые не могут, по ряду причин, сразу освоить, но и отдать никому не отдадут. Другие имеют и финансовые средства, и технологии, но получить выход на арктический шельф, опять-таки, в силу некоторых причин, пока не могут.

Конечно же, нераспределённый фонд существует, и он колоссальный. Любой другой стране отдайте такой нераспределённый фонд, пусть даже с не очень хорошими, не очень большими, не совсем понятными запасами, его возьмут с огромным удовольствием и разведку проведут за свой счёт.

В запасах что интересно? Не число, а масштаб

Возьмём, к примеру, такую страну, как Саудовская Аравия. Там практически все запасы оценены и распределены, а нераспределённый фонд чрезвычайно мал, если вообще существует. Пойдут ли туда сегодня компании, если там все занято и практически все разведано? Есть, конечно же, ещё потенциал, но масштаб не тот.

Другое дело Арктика. Да, здесь нужно вкладывать большие деньги, но посмотрите, какие тут масштабы, какой потенциал. Потенциал совокупной ценности традиционных углеводородов российской Арктики – это порядка 36 трлн долларов. Сколько нужно затратить, чтобы добыть эти ресурсы? В 6 раз меньше, т.е. около 6 трлн долларов, и то не сразу, а в 45-50-летней перспективе. Но пока у нас нет таких денег, да и технологий и специалистов маловато. Зато, какой масштаб, хотя и риск тоже велик!

Многое из того, что мы называем запасами, пока не исследовано (правильнее такие углеводороды называть ресурсами). Это касается и традиционных углеводородных ресурсов. Например, существуют небольшие по запасам залежи углеводородов, самостоятельная разработка которых экономически невыгодна. Однако число таких структур может быть значительным, и чем меньше запасы каждой в отдельности, тем больше их число. Если несколько небольших по размерам структур мысленно объединить в некую виртуальную структуру, то её освоение может оказаться рентабельным! Показателен пример Норвегии. Оценки показывают, что включение таких малых по запасам месторождений (около 20 млн. тонн нефти в каждой) в ресурсную базу углеводородов может увеличить её (базы) масштабы в полтора раза! Уже второе десятилетие норвежцы занимаются технологиями освоения небольших по размерам месторождений (marginal fields) и уверен, что они скоро найдут решение.

Один из наших аспирантов, Ярослав Ефимов, в своей работе показал, что объединение многочисленных нефтегазовых структур Баренцева и Карского морей в виртуальные кластеры при той же технологии бурения и разработки могут перевести их из разряда экономически неэффективных в эффективные. Конечно же, это было только упражнение на тему, но оно показало, что подобную задачу можно решить!

Есть мнение, что на суше запасов не меньше, чем в Арктике и к тому же они более доступны. Что думаете Вы?

Денис Храмов, в недавнем прошлом первый заместитель министра природных ресурсов и экологии РФ, на конференции в Норвегии несколько лет назад приводил интересную информацию по запасам. Он говорил, что у нас 95 млрд тонн нефтяного эквивалента – подтверждённые запасы, по нашей классификации, и ещё 255 млрд тонн – это ресурсная база. То есть в сумме это 350 млрд тонн нефтяного эквивалента. Считается, что во всём шельфе российской Арктики содержится около 100 млрд тонн нефтяного эквивалента (ТНЭ). Конечно же, на суше у нас больше запасов. Причём имелись в виду только запасы и ресурсы традиционных углеводородов. Если же сравнить эти оценки с оценками Баженовской свиты, там оценки такие: от 170 млрд до 2 трлн тонн. Очень интересный ресурс: есть идеи по освоению, но нет технологий. Компания РИТЭК активно занимается освоения Баженовской свиты. И то, что коэффициент нефтеотдачи там повышается – это очевидно, но об экономике пока говорить не приходится.

Я Арктикой заболел лет 20 назад, до этого болел тяжёлыми нефтями

То, что мы делаем в лабораториях, в российских научных центрах, подсказывает, что можно повысить коэффициент нефтеотдачи из Баженовской свиты в 10 раз, с 4% зрелой нефти до 40%. Это так называемое термогазовое воздействие.

При оценке ресурсной базы углеводородов (и не только) необходимо учитывать, что 2/3 территории России – это Арктика с её вечномёрзлыми породами и множественными трудностями. Чем дальше на восток, тем дальше на юг продвигается вечная мерзлота. В некоторых местах толща вечномёрзлых пород достигает 700 и даже более метров.

Кроме Арктики и её газогидратов у нас есть трудноизвлекаемые запасы и нетрадиционные источники углеводородов. Есть существенные объёмы такого ресурса, как метан из угольных пластов. Россия – не самая богатая этим ресурсом в мире страна, но, например, в республике Саха половина всех углеводородных ресурсов – это метан из угольных пластов.

Восточная Сибирь мало освоена, когда до неё «дойдут» руки?

У нас ни до чего руки не доходят – в этом наша беда. Почему на западе мы наблюдаем ускоренные темпы научно-технического прогресса (НТП)? Потому что они занимаются только тем, что у них есть. К примеру, немцы занимаются термальными водами и другими возобновляемыми источниками энергии. Если заниматься чем-то конкретным, то можно достичь в этом серьёзных высот. Грамотно развивают и применяют технологию. У нас всего много, и даже очень! Это – хорошо, но заниматься всем мы просто не в состоянии. К примеру, в Дагестане большие запасы термальных вод, но до них руки не доходят.

Или же газогидраты. По ресурсам газогидратам Россия, наверное, одна из самых больших стран в мире. Почему же мы ими не занимаемся, спрашивается? Конечно, занимаемся, но в масштабах, которые не позволяют сосредоточиться на этом направлении и достичь серьёзных успехов. У нас Арктика, Восточная Сибирь, традиционных запасов немерено, тяжёлые нефти.

А сколько у нас углеводородных ресурсов, приуроченных к сланцевым залежам? Мы пока не проводили серьёзную оценку. Американская геологическая служба в 2014 году опубликовала на сайте министерства энергетики оценку запасов лёгкой сланцевой нефти в России. По их расчётам, в России порядка 170 млрд тонн лёгкой нефти, которая находится в сланцах. Мы это оценили? Нет. Видимо, опять руки не дошли.

Какой ни назовите ресурс – у нас его много, мы об этом даже можем и не знать

Интерес НОВАТЭКа к якутским месторождениям – это интерес политики для красивой картинки?

Да, на Якутию они нацелены, но у НОВАТЭКа много дел на Ямале. Там 97 % тех ресурсов, которые есть, уже распределены между покупателями. Этого хватит лет на 10. Потом СПГ-2 – это тоже проект НОВАТЭКа. Там газа не меньше и хватит его ещё лет на 20. На Ямале идёт работа. Там не работают никакие санкции.

Оцените состояние и перспективы импортозамещения?

Сегодня мы знаем проблемы российской промышленности. Мы их идентифицировали во многом благодаря санкциям. Сейчас активное движение идёт снизу: начинают объединяться верфи. Они стали «разговаривать» друг с другом, а не драться за рынки, поскольку понимают, что им никто не поможет. К чему всё это приводит сегодня? К примеру, стальной прокат у нас один из лучших в мире. Уралмаш сейчас делает очень качественные буровые вышки. Гордость берёт! И для моря начинают делать буровые, в том числе и с верхним приводом (то, что давно уже на западе работает). Там все до винтика «made in Russia». Знаете, сколько у нас верфей? 41, и они все работают! Это серьёзная сила. Мы развиваемся и становимся сильнее. По поводу импортозамещения скажу так: если санкции продлятся еще два-три года, то мы будем успешными по многим направлениям.

Однако, что касается сервиса, то здесь очевидно, что как бы ни старался наш нефтегазовый сервис выбиться вперёд, всё-таки чаще выбирают зарубежный. Почему так?

Многие компании, особенно нефтегазовые, стараются окружить себя наиболее надёжными и компетентными сервисными компаниями.

Всегда ведь ценится опыт, а у иностранного сервиса он есть

В результате перестройки мы попали из одной системы в другую, абсолютно неподготовленные к такому внезапному переходу. Многие компании были приватизированы, другие практически брошены. Раньше существовали государственные заказы, распределение было совершенно другим, и всё работало. Была интеграция между союзными странами. А потом, потом всё оборвалось. Всем пришлось выживать.

Когда к нам пришли иностранные компании, оснащённые современными технологиями, а мы остались с теми, что были, началась не совсем, или даже совсем не. справедливая конкуренция, в результате которой иностранные сервисные компании захватили огромный сегмент рынка. Можно ли винить их в том, что они выиграли эту битву? Нет, ведь это, как говорят на Западе, – «бизнес, ничего личного». Винить в том, что мы проиграли, нужно только самих себя. Компании, прочно обосновавшиеся на российском рынке, хорошо интегрировались в российскую систему, заботятся о подготовке кадров в России, поддерживают как отдельных студентов, так и целые программы. При этом внимательно следят за успехами студентов и продолжают брать лучших студентов к себе в компании на хорошую зарплату. Ребята продолжают учиться и там, не сидят на одном месте и на одной должности. Сначала Саудовская Аравия, потом Америка, затем Африка или Север. Через 3-5 лет приезжает назад в Россию уже опытный человек, не боящийся никаких трудностей и уверенный в себе, – настоящий специалист.

Использование наставничества, наделение ответственностью и направление молодых специалистов на решение ответственных задач в сочетании с отличной подготовкой в базовых и фундаментальных дисциплинах в университете – вот, какой является эффективная подготовка специалиста! Что важно здесь отметить: все элементы, перечисленные выше, у нас были (и наставничество, и наделение ответственностью), а некоторые (хорошая теоретическая подготовка) еще остались. Но только сейчас, почти через 30 лет после начала перестройки, мы начинаем возвращаться к этому старому и хорошо забытому «лучшему опыту» (best practice), который иностранные компании давно взяли на вооружение и эффективно используют. Использование наилучших практик и преемственности в развитии – одни из главных элементов, обеспечивающих успех компаниям в конкуренциях с другими. А вот этой самой преемственности нам часто и не хватает!

В этом контексте можно считать, что перестройка – это от лукавого. Ослабление внимания к постоянной корректировке стратегических задач развития государства и общества, модернизации науки, высшей школы и производства, в конце концов, приводят к тому, что устаревшие формы управления уже не в состоянии справиться с новыми задачами развития общества, и нужна перестройка всего уклада жизни общества, т.е. та же революция. Лучше не делать перестроек, но если уж необходимо, то делать это нужно аккуратно, постепенно, не торопясь и не разрушая того, что уже создано. Нельзя делать ставки только лишь на лозунги и «сырые» непроверенные идеи. В противном случае будет так, как у нас получилось, жестоко, к сожалению. Мы до сих пор залечиваем раны. Очень далеко отстали в технологическом отношении. Сейчас стараемся наверстать то, что умели раньше, но упустили. Мы разучились делать многие вещи за счёт нарушения внутриотраслевых и межотраслевых связей в период перестройки.

Мы разучились строить дизельные установки. Мы так и не научились строить подводные модули. У нас 100%-я зависимость от импорта, к сожалению. И пока не умеем строить газовозы (танкеры для перевозки сжиженного природного газа). Всё остальное умеем, и не хуже других. Всё перечисленное, да и многое другое, просто необходимо для освоения Арктики.

Акцент на какие технологии должен быть сделан, на Ваш взгляд?

С точки зрения технологий, нам нужны следующие стратегические инициативы для поднятия отрасли на приемлемый уровень.

Геологоразведка. У нас нет хороших судов для сейсморазведки и современного оснащения для регистрации сигналов. Это одно из самых больных мест геологоразведки на море. Не забывайте, что у нас – самый большой по протяженности и запасам углеводородов, редкоземельных металлов, руд и других ценных минералов шельф в мире, и он же – самый неразведанный в мире. Поэтому нам нужна согласованная программа по геологоразведке. Что нужно? Нужно, чтобы Президент страны в ежегодном своём обращении обозначил этот курс.

Дальше – Доманик и Бажен. Почему это важно? Потому что доманиковые породы, это как раз сланцевые провинции, больше по размерам, чем Бажен. Всегда выгодно и интересно разрабатывать технологии, которые позволяют добывать большие объёмы (порядка сотни млрд тонн нефтяного эквивалента). Это именно такой случай.

Следующая инициатива связана со сверхтяжёлой нефтью, битумами и совершенствованием методов увеличения нефтеотдачи и интенсификации добычи нефти. Все это богатство занимает в простом перечислении всего одну строчку, но какую! Над этими методами у нас уже работают. Необходимо поддержать эти исследования на уровне государства, отметив, что необходимо сделать это приоритетом России.

Почему нам нужны эти исследования? У нас снижается средний коэффициент нефтеотдачи, если в Америке он порядка 42 %, то у нас – 29%, т.е., почти в полтора раза меньше. За счёт чего? За счёт того, что в послеперестроечное время ослаб надзор за деятельностью компаний и выполнением их обязательств по освоению нефтегазовых месторождений. Заинтересованность некоторых компаний только в получении сверхприбыли и нежелание вкладывать средства в более рациональную разработку неизбежно приводит к снижению коэффициента извлечения нефти. Остающиеся огромные запасы не извлечённой нефти – громадный потенциал для отечественной промышленности.

Затем – сланцевый газ и сланцевая нефть. Колоссальные ресурсы этого нового для страны энергоресурса, которым необходимо уделять большее внимание.

Дальше – биотопливо, нефтехимия, газохимия. Почему важны инициативы здесь? Если вы можете продать за 1 доллар сырую нефть, то продукт первичной перегонки за 2,6 доллара, а продукт глубокой перегонки за 3,7.

И, наконец, Арктика и Арктический шельф. Этим направлением Россия уже активно занимается, но необходимы скоординированные усилия и мотивация на уровне государства, а также серьёзное финансирование научно-технологических и образовательных проектов.

Мы разучились проектировать серьёзные морские сооружения из железобетона. У нас не было потребности в этом. Арктика в России ведь только начинается. А Сахалин в основном был сделан компаниями Shell и Exxon Mobil. Сегодня нижние строения таких сахалинских платформ, как Беркут, Пильтун-Астохская-Б и Лунская-А, сделаны в России. Задача – научиться проектировать и сооружать промежуточные палубы и верхние строения.

Может ли закон о нефти отрегулировать ситуацию в отрасли? В частности, сделать так, чтобы наши компании поручали работу своим, а они уже работали в кооперации с иностранцами?

Могу сказать следующее. Стратегия научно-технического развития – это документ, который был утверждён в конце 2016 года как стратегия развития РФ. Согласно этому документу, исчерпание сырьевой модели – это типичный вызов. То есть в сути этого документа лежит постепенный отказ от ведущей роли топливно-энергетического комплекса. По-человечески я это понимаю, что нужно развивать другие отрасли промышленности, но избавляться от курицы, несущей золотые яйца – это неразумно. А ТЭК сегодня, что у нас представляет? Отчисление в федеральный бюджет – 50%, доля ТЭК в экспорте – около 70 %.

Промышленность у нас не слабая, выдержала даже кризис

Что нам нужно сегодня? Замена фискального режима, это законодательный, по сути, вопрос. Я ратую за существующую модель многих стран, в том числе и Норвегии. Речь идет о том, когда налог берётся с прибыли, а не с доходов. Вот вы получили 100 млн долларов, вы заплатили из них зарплату, отдали долги. Затем инвестировали часть суммы в промышленность для поддержания и развития бизнеса. Допустим, что после всех выплат и отчислений у вас осталось 30 млн долларов, от которых 80 процентов пойдут в налоги. Да, налог высокий, но он ведь взымается от маленькой части. Там компании так и живут. Поэтому ни одна компания не ушла с норвежского шельфа даже в кризис.

Если бы так было у нас, то ТЭК, конечно, только выиграл бы от этого. Но ведь нужно, чтобы не только ТЭК был успешен. Нельзя в одночасье всё взять и поменять только для одной отрасли, нужно продумать всю систему. А поскольку сегодня этого не могут сделать, выходит так, что на какие-то месторождения дают привилегированные условия (по каким-либо причинам), а про другие забывают.

Ваша оценка тенденции изменения объёмов добычи?

Для того чтобы объём добычи был устойчивым, нужна хорошая цена на нефть. То есть в мире соотношение спроса и предложения должно быть уравновешенным. К сожалению, в нефтяной промышленности оно никогда не уравновешено. Потому что отрасль инерционная и мгновенного отклика на изменения спроса дать не может. Сейчас поставки выходят на равновесие со спросом. И неизбежно растёт цена на нефть. Какая цена сохранит добычу на уровне спроса? В этом году среднегодовой прогноз – не выше 60 долл за баррель. Полагаем, что если бы все условия были бы на месте, то к 2019 году цена должна была бы вырасти до 90-100 долл/баррель и на этом уровне закрепиться. Такая цена была бы справедливой, она достаточна для обеспечения добычи нефти на должном уровне.

Сейчас считается, что до 2050 года энергетическая корзина из первичного энергоресурса на 75 % будет заполнена нефтью, газом и углём, и это несмотря на разговоры про альтернативные источники энергии. Не стоит забывать, что и для них нужна нефть, пусть даже в небольших количествах.

Даже если нефть и газ как первичный энергоресурс исчезнут, потому что будут вытеснены альтернативными источниками энергии, в качестве серьезного энергоресурса нефтегазохимической промышленности они останутся все равно на долгие десятилетия. Их заменить, увы, нечем!

Ваш рейтинг значимых проектов на перспективу?

На мой взгляд, это проект ЗапСибНефтехим, также строительство третьей линии завода СПГ на Сахалине, Ямал СПГ и СПГ-2. Причём его уже нужно делать, спорить некогда. Австралия догоняет нас и становится в будущем серьёзным конкурентом в Азиатско-Тихоокеанском Регионе. Если мы говорим, что 3-я очередь Сахалинского СПГ даст 5 млн тонн сжиженного природного газа, то Австралия говорит о 70 млн тонн. Представитель Катара 10 июля 2017 года на Пленарной сессии 22 Мирового нефтяного конгресса в Стамбуле заявил, что Катар в ближайшее время планирует увеличить мощность своих поставок СПГ с 77 до 100 млн тонн в год! Это уже прямая угроза нашим планам по поставкам СПГ в АТР, и к такой конкуренции тоже нужно готовиться.

Если говорить про инфраструктурные проекты, то здесь можно отметить Северный морской путь – серьёзный инфраструктурный проект, я считаю, он самый мощный. Он сложный, неоднозначный. Сейчас он занимает по перевалкам нефти или вообще всех грузов – 1 день Суэцкого канала по объёму. Но перспективы – колоссальные, и поэтому нам нужно работать над ним.

Еще один масштабный инфраструктурный проект – это проект Белкомур (“БЕлое море-КОМи-УРал”), т.е. планируемая стратегическая железнодорожная магистраль Российской Федерации, которая напрямую соединит регионы Сибири и Урала со стратегическими предприятиями Северо-Западного федерального округа РФ. Считается, что он решит множество транспортных и инфраструктурных проблем внутри страны.

Беседу записала Наталья Силкина